КАЗНА ПУГАЧЕВА

Повстанческий отряд донского казака Емельяна Пугачева, в августе 1773 года насчитывал всего-навсего несколько десятков человек. Для того чтобы поднять и повести за собой казаков Яика, а затем большие массы народа в Оренбургском крае и Поволжье, было мало назваться чудом спасенным императором Петром III. Требовались незаурядный ум, смелость, хорошее знание жизни народа, его бед и чаяний, умение заставить людей поверить в себя.

Пугачев был талантливым человеком и находил себе сподвижников среди таких же незаурядных личностей: народный поэт Башкирии Салават Юлаев; яицкий казак атаман Иван Зарубин, по прозвищу Чика; вожак уральских рабочих Иван Белобородое и даже славная женщина-атаман, рискнувшая стать императрицей Устиньей второй женой Пугачева.

К сожалению, о последней мы знаем очень мало. Хотя все богатства, которые попадали в пугачевские сундуки как его доля военных трофеев, несомненно, предназначались для Устиньи хранительницы императорского дома самозванного Петра III. Императрица держала трон в доме казака Ситникова, в Бердской слободе под Оренбургом. О том, что награбленные сокровища Пугачев направлял туда, узнал в свое время геолог и популяризатор наук екатеринбургский профессор А. А. Малахов. Он проводил разыскания в местном архиве документов, относящихся к пугачевскому бунту, и нашел письмо Петра III к жене, государыне-императрице Устинье Кузнецовой. Послание заканчивалось такими словами: При сем послано от двора моего с подателем сего казаком Кузьмою Фофановым сундуков за замками и собственными моими печатями, которые по получению вам не отмыкать и поставить к себе в залы до моего императорского величия прибытия.

Профессор А. А. Малахов, пока был жив, занимался поиском этих сундуков, считая, что до императрицы они не дошли. Опорой для поиска пугачевских сокровищ служила случайно купленная им старинная малахитовая пластинка. Она якобы представляла собой зашифрованное указание клада... на берегу реки Чусовой, близ Екатеринбурга. Найти пугачевский клад А. А. Малахов не успел, скоропостижно скончался. Как часто бывает в легендах о кладах, таинственная малахитовая пластинка бесследно пропала после его смерти.

Между прочим, императрица Устинья действительно не получила сундуков от супруга. Захваченная царскими войсками в своем тронном дворце, она навечно была сослана в Кексгольм. Такая же участь постигла и первую жену Пугачева, Софью Дмитриевну, с детьми Трофимом, Аграфеной и Христиной.

История с пропавшими сундуками относится к весне 1774 года, когда Пугачев потерпел первое крупное поражение в битве с царскими войсками, которая продолжалась около шести часов. Ему пришлось снять осаду Оренбурга и отправиться в Башкирию, в район горных заводов, где повстанческая армия вновь значительно умножила свои ряды.

О битве за Татищеву крепость 22 марта 1774 года Пугачев так рассказывал, уже находясь в плену, под следствием: И в такое князя Голицына привел замешательство, что если б выласка моя приготовленная, как прежде приказано было, и в таком случае ударить, то уповаю, чтоб князь Голицын приведен был в великий беспорядок. Но толпа моей конницы оробела и из ворот выбить оную никак не мог. То хотя и долгое время продержалась пальба с обеих сторон, но князь Голицын стал нас побивать.

И сам князь П. М. Голицын, не желая того, высоко отозвался о полководческом мастерстве Пугачева. В рапорте Военной коллегии он писал: ...не ожидал такой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном деле, как есть сии побежденные бунтовщики.

Собрав крупные силы на Урале, Пугачев в июле 1774 года подошел к стенам Казани. И тут он действовал весьма разумно и находчиво. Свои пушки подвез под прикрытие обоза с сеном и соломой. Слабо вооруженный отряд рабочих под видом странников незаметно подобрался по оврагам и низинам к городским укреплениям и напал на них внезапно. Захватив крепостную батарею почти голыми руками, повстанцы повернули стволы пушек в обратную сторону и стали палить вдоль городских улиц.

В этот же момент с другой стороны в Казань ворвалась башкирская конница. Военный гарнизон города едва успел укрыться за стенами старинной крепости, где офицеры сумели навести определенный порядок и встретить наступающую группу пугачевцев дружными залпами. Осажденному гарнизону вовремя оказал поддержку полковник И. И. Михельсон, прибывший на Арское поле под Казанью с крупными войсковыми силами.

Из донесения И. И. Михельсона: Злодеи меня с великим криком и с такою пушечной и ружейною стрельбою картечью встретили, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал и от сих варваров не ожидал.

В битве с войсками Михельсона пугачевцы потеряли много людей убитыми и ранеными, им пришлось бросить захваченные пушки и свои, уходить от противника поспешно, чтобы оторваться от преследования. С этой целью Пугачев увел уцелевший отряд на правый берег Волга. Любопытная деталь: как ни поспешно отступали повстанцы, они не бросили свой обоз, в котором находились награбленные ценности, в том числе сотни пудов серебра.

На правом берегу Волги в третий и последний раз Пугачева посетила удача. В его повстанческую армию вновь стали прибывать силы, конные и пешие. Вожак восстания принимал в свой отряд конных воинов, а пешим крестьянам велел организовывать партизанские отряды для ведения борьбы с помещиками, дворянами и царскими войсками на местах. Его соратники призывали идти на Москву.

В конце июля Пугачев без боя взял Саранск, где вновь добыл пушки, заряды к ним, оружие и порох. Прихватил и девять тысяч рублей медными монетами. Таким же образом он легко обобрал Пензу, затем Саратов, так как отказался от похода на Москву. На то были серьезные причины. Самозванный император знал, что Екатерина II, успешно завершив войну с Турцией, послала против него целую армию, назначив командующим популярного уже полководца А. В. Суворова.

Как мы видим, решительный поворот войск Пугачева от московского направления на юг произошел в июле 1774 года. Сам атаман на следствии так рассказывал об этом: Когда я еще шел к Казани, то просили меня яицкие казаки, чтоб итти на Москву и далее, на что я был согласен. Когда же был под Казанью разбит и перебрался в малом числе толпы через Волгу, то хотя великую толпу и собрал (более пяти тысяч А.Е.), но к Москве уже итти не разсудил.

Оно и понятно. Ведь Пугачев прекрасно знал, что у него постоянно висят на хвосте крупные силы регулярной армии, воевать с которой его повстанческие отряды были не в состоянии. Поэтому и решил атаман спускаться на низ, до Яицкого казачьего городка, где перезимовать, вновь набраться сил.

По дороге на юг начали избавляться от обозов, стесняющих маневренность повстанческих сил. Так и родился большой клад пугачевского серебра на берегу реки Мокши.

25 августа 1774 года войска Пугачева потерпели окончательное поражение, рассеянные умелыми суворовскими солдатами. Атаман вновь перебрался на левую сторону Волги. Его арестовали на реке Малый Узень старшины яицкого казачества, доставили в Яицкий городок (ныне г. Уральск), где сдали властям. Оттуда под конвоем команды генерал-поручика А. В. Суворова Пугачева доставили в Симбирск, а затем в Москву, где ждало его пристрастное следствие. Екатерина II не скрывала своего торжества, принимала участие в следствии по делу самозванного Петра III.

Помимо множества чисто политических вопросов следователи задавали Пугачеву и другие, в том числе куда он девал награбленные сокровища. Особо интересовали лично императрицу серебряные монеты. В одном из писем она требовала выяснить: ...где он ее (монету) взял, и кто ему ее делал; не раздавал ли он таковых или других фальшивых, делаемых по его приказу монет в народе, и где именно, и кто ему оные делал.

Беспокойство Екатерины II станет понятным, когда мы ознакомимся с записью в следственном деле: Взятые им в Алаторе серебряники делали медали с портретом государя Петра Первого с старинных медалей. И всех медалей таких больше он не раздавал толпы своим злодеям, как с двадцать. Да в Яике сделана ему серебряная печать, чем печатали ево злодейские указы, с государственным гербом, но кто делал оную, не помнит. Монет никаких с своей мерскою харею никому нише делать не приказывал, и никому ж оных не давал, а если б он хотел, то б велел наделать и серебряных, и кто шелег (блях) с его мерскою харею делал, он не знает.

Отсюда можно сделать вывод, что Пугачев на допросах держался смело, гордо, через месяц истязаний заявил: более он при всяких ужаснейших мучениях, чему он достойным себя считает, ничего открыть не знает.

Таким образом, он не выдал тайн своих кладов, не прояснил, какое именно серебро спрятал в лодке у Мокши. А ведь не исключено, что помимо серебряных монет с портретом Петра I мог сделать Пугачев хотя бы небольшую партию со своей мерскою харею.

Вот это была бы по-настоящему бесценная находка!

Суд над Пугачевым состоялся 30 декабря 1774 года в Тронном зале большого Кремлевского дворца. Судьи строго выполнили предписание императрицы: При экзекуции чтоб никакого мучительства отнюдь не было и чтоб не более трех или четырех человек.

Приговор гласил: казнить Е. И. Пугачева и четырех его соратников А. П. Перфильева, М. Г. Шигаева, Т. И. Подурова и В. И. Торопова на Болотной площади в Москве в 11 часов утра в субботу 10 января 1775 года. Екатерина II договорилась с генерал-прокурором Сената князем Вяземским, чтобы тот отдал распоряжение палачу: во изменение традиционного ритуала казни четвертованием отрубить сначала голову Пугачеву, а потом уже руки и ноги.